«Искупить свою/чужую вину кровью
Метофизически относительно дорогой ценой
Так зажмурим отважные очи и распялим пошире рты
Направо и налево ведь это всё забудется
Как мусор как отрыжка пьяной совести
А пока штрафные батальоны такой выбор дала вам Родина».
Действия происходили, где то в моём дворе. Я шёл по улице и меня пригласили пройти на собрание в детский сад, что у меня под окнами. Я прошёл с двумя ребятами крепкого телосложения, которые шли на шаг сзади меня, лишая возможности отказаться от принятого решения. Кажется, была зима, или поздняя осень, или .. ранняя весна? Когда мы пришли в детский сад я приметил своего друга Петихата и его брата Лёху. Мы сидели, в какой-то большой аудитории, или даже стояли, точно не помню. К нам обратилась женщина и сказала, что наша помощь необходима родине, и что в связи с современными конфликтами между государствами, мы должны будем поехать на поддержку границы, свобода которой находятся под угрозой. Потом я как то интуитивно понял, что едем мы на север, и вместе с нами едут несколько вагонов загруженных пингвинами. Я понял, что мы будем штрафным батальоном, по нам будут стрелять, мы будем сдерживать натиск врага, отдавая свои жизни за долги родине, долги неопознанного и необъяснимого характера. Я вообще у родины не занимал, с чего это из меня долги выбивают? Попахивает рэкетом.
Я решил, что мне это не нравится, я не хочу ловить животом пулю и не хочу быть не учтенной единицей. Когда все разошлись по комнатам, напоминающих вагон поезда, я просто пошёл в сторону выхода из этого вагона. По дороге к выходу я видел комнату, в которой рядом с «койками-нарами» стоял Петихат и Лёха, Петихат бил кулаком по стене и говорил, что к среде ему надо отнести справки, и ему пофигу, но он отсюда выйдет. Я почувствовал, что должен сообщить в его семью, что он находится прямо под их окнами, в детском садике, и что уже на рассвете, он и пингвины поедут платить долги родине своими жизнями.
Это происходило на юго-западной части сада. По заросшей бетонной дорожке, которая уже вросла в землю, но по прежнему оставалась настолько твёрдой, что даже если ты не знал, всё равно можно догадаться, что дорожка старая и под землёй есть что то плотное, дающее основу по которой ходили люди. Я пошёл в сторону дыры в заборе, которую помнил ещё с детства. У забора и на тропе, по которой я шёл, чуть ближе в моём направлении стояло два человека с автоматами. Они очень серьёзно спросили меня, куда я иду, и я сказал, что иду в туалет, так же серьёзно и спокойно, давая понять им, что туалет находится только лишь за забором этого детсада, в отдельной кабинке, и дело очень срочное. Парень с автоматом видимо не блистал соображением и сказал, хорошо «пропустить его» и я вышел за пределы этого адского места, которое меня очень расстроило.
Когда я вышел за пределы забора было ощущение что уже ночь, но почему то светило солнце и было светло как днём. Я испытал чувство паники, потому, что ситуация на улице в «общем» стала напряжённой и тревожной, это читалось в шагах прохожих в их взгляде, в аккуратности поворотов машин, всё казалось очень тихим, как будто бы выслушивая беду.
Не очень быстрым, но уверенным шагом я оказался у входа в подвал соседней пятиэтажки. Вход в подвал представлял собой углубление в земле с жестяной крышей и ступеньками, по которым можно спуститься в это углубление, где и расположена дверь в подвал. Уже под крышей этого подвала я спустился так низко, что бы мог выглянуть наиболее незаметно. Повернул голову вправо и начал осматривать территорию. Вокруг, кажется никого не было. И вдруг слева я услышал не понятный шорох, я повернул голову, сердце ушло в область живота, и отказывалось там биться. Это был высокий человек в потрёпанной куртке, который прошёл мимо меня и встал в самом углу, справа. Он молчал. Я вгляделся в лицо это был Тоша, мой друг детства. У него было всё лицо в зелёнке и ссадинах. Я не стал выяснять причины его потрёпанного вида, и сразу рассказал, рассказал, что в городе появились патрули и лучше не попадаться им на глаза. Рассказал, что лучше не попадаться вообще никому на глаза, потому, что.. потому, что так лучше. Ещё я сказал, что надо уходить отсюда, потому, что здесь очень легко нас найти, надо бежать в глухое место и я начал подниматься по ступеням. Подождав, когда патруль из двух человек с автоматами удалится так далеко, что бы не услышать шаги по ступеням я проскользнул за угол и спрятался за куст. Я побежал вдоль дома, минуя все парадные, мимо старых гаражей, вокруг школы, в которой я когда то учился. Я бежал на скорости, на какую только был способен, замирая за деревьями, когда встречал патрули или прохожих, Тоша следовал рядом. Мы пробежались вдоль девятиэтажного дома и оказались ещё у одной девятиэтажки, у первых парадных. Внутреннее чувство подсказало, что мы в Парнасе, и сегодня ночью тут будет безопасно. Я открыл парадную и побежал по ступеням, за мной вошла пожилая женщина, которая тоже ловко поднималась по лестнице, я изо всех сил бежал наверх, что бы оказаться выше её квартиры, что бы спрятаться где нибудь, что бы она не могла меня узнать а иначе… придётся… я бежал выше.
Я лёг на пол, на верхней площадке, было светло внутри и темно снаружи, поэтому ничего не было видно. Я собрал силы, поднялся на пролёт выше чем тот, где расположены самые верхние квартиры, зашёл за угол, сел и под ритмичное дыхание, закрыл глаза.